В отчаянии я побежал к железной дороге, где на спорной территории толпились разнокалиберные голубятни. Единственным шансом спасения петушка был Валера, развязный подросток лет четырнадцати, с которым я познакомился на берегу канавы за ловлей циклопа. Валериной страстью были голуби, а не рыбы. Циклопов его заставлял ловить отец, который занимался разведением голубого неона. Валериного отца я тогда ещё не знал, а Валеру знал. И очень надеялся, что его знания всяко глубже, чем мои.
Валера был на месте, в компании завзятых голубятников урковатого вида. Задрав головы, они наблюдали несуразные кувырки турманов. Странная порода, специально выведенная на радость ленивым соколам. С большим трудом мне удалось уговорить Валеру пойти со мной и произвести осмотр больного.
Войдя на кухню, Валера заглянул в холодильник:
«Пива нет?»
«Есть кефир...»
Валера пренебрежительны хмыкнул, но кефир взял. Взболтал бутыль, продавил зелёную крышечку, отпил... Осмотрел кухню.
«Небогато живете.»
«Ну уж... ты бы рыбу оглядел?»
Валера постучал пальцем по банке с петушком.
«На болоте у пожарки циклопа ловил?»
«Да. Как ты узнал?»
«Там бычок есть, нельзя ловить. Вишь — трипер подцепил.»
Я не знал значения слова «трипер», но звучало жутко.
«Чего делать? Чем лечить? У меня синька есть... И соль.»
«Не поможет. Тут бицилин–5 нужен.»
«Ёлы–палы... Где ж его взять?»
«В аптеке, где ж ещё!»
Валера допил кефир и заскучал.
«Пива точно нет?»
«Точно.»
«Пойду я тогда.»
Меня осенила страшная догадка — вдруг заболел не только петушок, но и остальные рыбы? Я же всех кормил со злополучного болота...
«Валер, будь другом — глянь остальные мои аквариумы. Не заразил я всех рыб?»
По пути в мою с братом комнату Валера ещё раз заметил, что живём мы небогато. Наверное он был прав. Как ещё могла жить семья инженеров? Рыбы на взгляд эксперта оказались здоровы. Но дополнительно я получил неожиданный и очень дельный совет. Пару месяцев назад у отца на работе помер технолог, который держал в курилке аквариум. Аквариум отец забрать не разрешил, но зато мне достался изумительный в своём техническом великолепии терморегулятор РТА–3 в комплекте с 30–ваттным обогревателем. Единственным, но существенным минусом агрегата оказался вдрызг ржавый от старости стержень термоэлемента. Валера вяло указал на него пальцем и сказал:
«Высуши, и надень на него гандон. Ржаветь не будет. У отца на всех регуляторах стоит.»
Что такое «гандон», я тоже не знал. Но мой наставник предвосхитил вопрос, добавив:
«Купишь там же, в аптеке. Бери пару штук, они рвуться легко.»
И ушёл. Зато вернулась с прогулки по магазинам бабушка.
— Ба, не богата гандонами? — поинтересовался я с порога. Бабушка вытаращилась на меня. Ну глуховата стала, возраст. Я махнул рукой и побежал в детскую искать деньги. Собственно, искать было нечего... Скрипя сердцем, вскрыл свой НЗ — трёхрублёвую бумажку, подаренную глуховатой, но любящей бабушкой на окончание второго класса. И бросился в аптеку.
Ты куда, дурень?! — крикнула вслед бабушка.
«В аптеку, у меня петушок заболел!»
В безлюдной аптеке меня встретила Валя, девушка из моего же подъезда, но со второго этажа. У меня прям на душе легче стало, всё–таки, со знакомым человеком легче объясниться. Валя приветливо улыбнулась.
«Чего тебе, аскорбинки?»
«Мне бицилину–5 и пару гандонов.»
Я страшно переживал, что забыл уточнить у Валеры, можно ли купить какой–нибудь другой бицилин, если вдруг не окажется именно пятого. Очевидно, что Валя прочитала это беспокойство, и улыбка сползла с её милого лица.
«Чего? Гандонов?!»
«Да. Пару штук.»
«Ты кидаться ими будешь?»
Я искренне удивился — зачем же разбрасывать покупки, тем более такие ценные?
«Не буду я ничем кидаться. Я их на стержень натяну.»
Валя нахмурила брови.
«Это шутки такие? На какой ещё стержень?»
«Какие шутки, он сгнил уже почти. РТА–3.»
«Чего три?»
«РТА. РТА–3. У валеркиного отца вон на всех стоит.»
«Иди отсюда.»
«Как это — иди? Мне ещё бицилин–5 надо. Есть?»
Валя оглянулась: «Тамара Иванна, подойдите пожалуйста. Я ничего не понимаю, чего он такое бормочет.» Окошко заполнило лицо Тамары Ивановны. С ней я был незнаком, поэтому вежливо поздоровался. Но она просто смотрела на меня сверху вниз.
«Тебе чего?»
Я понял, что простая покупка затягивается и с наскоку тут ничего не объяснишь, поэтому начал с другой стороны.
«У меня петушок заболел. Слипся весь, скукожился... мне бы бицилину... пятого...»
«Доктору показывал? Или маме?»
«Нет, только Валере–голубятнику. Он сказал, что это трипер. Надо лечить бицилином.»
Лицо Тамары Ивановны побагровело, и начало напоминать оттенком дорсальный плавник моего петуха в лучшие времена. Но тётя не выглядела рассерженной, а какой–то ошалелой. Голос у неё стал тоненьким.
«Что ты такое говоришь то, мальчик? Выделения есть?»
Я обрадовался первому вопросу по существу.
«Да, прозрачная слизь какая–то. Как сопли, только тоненькая!»
Багровая Тамара Ивановна шумно выдохнула и выпрямилась. За её спиной я увидел бледнющую Валентину с огромными глазами и прижатыми к груди руками. «Тёть Том, чего с ним делать то будем?» Я проникся глубоким уважением к таким понимающим женщинам. Мои домашние никогда не проявляли должного интереса ни к аквариумам, ни к его обитателям. И уж конечно, никто из них не стал бы так искренне и глубоко переживать за судьбу больной рыбки малознакомого человека.
«В милицию надо звонить... Я не знаю... Или в скорую? Куда? Может, он врёт всё, или подучил его дурак какой...» — Тамара Ивановна сдвинула брови, без предупреждения хлопнула рукой по прилавку и заорала: «А ну, показывай!»
Я прям чуть не описался от неожиданности, честное слово. Может быть, она усомнилась в моей платёжеспособности? Я протянул ей смятую трёшку. Всё, что мог показать.
«Чего ты мне суёшь тут! Петушка показывай!»
На меня очень редко кричали взрослые. Ну то есть кричала, конечно, воспитательница в детском саду, когда у меня расползись тритоны, или когда я перенёс в группу муравейник. Но тогда вроде по делу кричала... Да и то почти родной человек был... А эта страшная такая, толстая, красная. Сейчас я бы не стал из–за этого плакать, а тогда не удержался...
«Как же я его покажу?! Он дома, в банке плавает... На холодильнике...»
Видимо, Тамара Ивановна представила себе петушка в банке, и от чего то эта картина едва не лишила её чувств. Она даже осела за стойкой. Один глаз прищурился, рот приоткрылся и как–то задрожал, что ли... Тётка–то — сумасшедшая, как я сразу не разглядел?!!
Я понял, что ничего из того, что хотел купить эта женщина мне точно не продаст, и решил ретироваться. И нос к носу столкнулся с Валей. Она подкралась сзади и хотела меня схватить. Такого коварства в государственном учреждении я никак не ждал, тем более — от своей милой соседки. В ужасе я проскочил у неё под мышкой и вылетел на улицу. Валя высокочила за мной с пронзительным криком: «Держите его, у него трипер!».
То ли просто никого поблизости не оказалось, то ли никто не захотел хватать больного трипером ребёнка, не знаю. Но я улизнул. До самого дома я бежал не оглядываясь...
Дома меня встретила тревожная мать. За спиной у неё теснилась бабушка с таким скорбным выражением лица, на какое способны только бабушки. Мне пришлось показывать уже дохлого к тому часу петушка. И сгнивший стержень терморегулятора тоже пришлось показывать. Зато я узнал, что говорить «гандон» нельзя. Это плохое слово. Хорошее слово — «презерватив», но его тоже говорить нехорошо. Потом, уже вечером, к моей матери пришла Валя, и они долго о чём то хихикали на кухне.
Через год, или около того Валя вышла замуж. И перестала, наконец, интересоваться при встрече самочувствием моего петушка.
Умеют же эти женщины из ничего раздуть историю...
Чаще о чем это? 
